Пешки (СИ) - Страница 145

145

— Н — дя, бесполезно, — печально констатировала девушка, вглядываясь в безмятежные черты лица, едва прикрытые уголком свёрнутой простыни.

Танка сейчас здорово смахивала на отъевшегося шелкопряда. Даже застрявшие в складках ткани пучки сена очень походили на шёлковые нити. У Эл так и чесались лапки размотать её на верёвки. Не из вредности или кроважадности, а исключительно человеческого глубокого чувства заподла, заставляющего ранних пташек злосно будить более счастливых товарищей.

Девушка осторожно отогнула краюшек простыни, закывавший ухо и глаз духовника, мило улыбнулась, вздохнула и во всё горло рявкнула:

— ПОДЪЁМ!!!!

Чаронит машинально села, распахнув трансформировавшиеся глаза, и мир осветился от целого снопа искр, высеченных двумя крепкими лбами подмастерьев второй ступени. Вскрикнув от боли, Эл схватилась обеими руками за гудящий лоб и отшатнулась, с ужасом ощущая, как начинает заваливаться в пустоту. С визгами, матом и непристойным в своей бессмысленности молочением конечностями по воздуху и попадающимся предметам травница стремительно слетела со стога. От пронзительного звука и подозрительного звона в голове Яританна моментально проснулась и едва не ослепла от слишком яркого для ночного зрения освещения.

— Какого демона, — застонала она, ощущая подкрадывающуюся ко лбу шишку и неловко выпутываясь из своего кокона. — Что за правительственный произвол в отдельно взятой комунне? Эл!

Распластанная на земле травница попыталась прикинуться мёртвой, но слегка замешкалась, думая, стоитли вываливать язык, как у висельника, и потому была застуканна сверху с весьма компрометирующим выражением лица. Духовник в ответ скорчила не менее злостную рожу и бесстрашно ринулась следом. Выглядела девушка действительно впечатляюще, с мертвячьей окраской, облесшим носом, вздыбленными волосами и отвязавшимся рукавом платья. И спрыгивала она из позиции стоя, как заправский боевой чародей или обыкновенная нечесть, и рычала подозрительно натурально. Травница даже по первичному малодушию едва не откусила кончик так и не втянутого языка, но быстро подобралась, резво подхватилась и с мерзим подхихикиванием бросилась прочь, несвязно выкрикивая что‑то про голодных духовников и загубленную юность. В догонку ей полетело скомканная в шар простыня, благо камней в ней не было и швыряла Танка вызывающе косо.

— Ой, не могу! Спасите! Убиваюць, гразныя някраманты! — громко запищала Валент, намеренно коверкая голос и слова, и попыталась снова вскорабкаться на стог.

С низким утробным рыком духовник рванула её обратно за ногу, в сердцах (намёки на некромантию её всегда ужасно оскорбляли) едва не впившись зубами в удачно подвернувшуюся лодыжку. Лодыжка успела не менее удачно вывернуться и приложить её пяткой в ухо. Живучая и до омерзительного проворная травница снова вскочила на ноги, показала сопернице язык и бросилась в противоположную сторону, поскольку от бега по кругу перед глазами уже начало слегка расплываться. Успев пробежать всего полтора оборота, девушка нелепо всхлипнула и, зацепившись ногой за узел из злосчастной простыни, ровнёхонько пропахала и без того синеватым подбородком одно из безкрайних полей их небольшой родины. Бежавшая следом Танка подобной ловкостью и грацией полётов не отличалась, потому, попытавшись затормозить, чтобы не затоптать распластавшуюся компаньонку, неуклюже перепрыгнула худенькое тело и, оскользнувшись благодаря совершенно непреспособленным к таким пируэтам сандалиям хрузно пнюхнулась сверху, вызывая из бренного тела сдавленный стон.

Пыхтя и потирая здорово отшибленный подбородок, Алеандр с трудом выкоробкалась из‑под слегка пришибленной подруги. Танка держалась рукой за сердце и тяжело дышала, словно её дважды прогнали в карибри.

— Эл, — немного осуждающе, немного апалично повернула голову к травнице блондинка, — что это было?

— Я… я — кх упала с сеновала, — едва выдавила из себя Алеандр и зашлась громким, заливистым хохотом.

— А — а-а, — глубокомысленно протянула духовник, пытаясь подняться, — ну это, конечно всё объясняет.

Больше об утреннем инциденте не заговаривали, прекрасно понимая, что обе вели себя, как дошколята, которые тайком от учителя пробрались в кладовку с игрушками. И если Алеандр за такое ребячество было немного стыдно, ведь их всё‑таки могли видеть хозяева хутора, то Яританне скорее было обидно, поскольку со стога падала Эл, а копчик болел у неё. К владельцу двух стогов и ряда кособоких непрезентабельных построек духовник относилась более, чем равнодушно, считая, что проявляющий такую небрежность и бесхозяйственность мужчина не достоин уважения, а перед женщиной показаться с задранным подолом не так уж и зазорно. Предусмотрительная Вестлана Чаронит, смирившись с тем, что слуги её дочери не светят, со всем возможным педантизмом проводила для неё курс молодой домохозяйки. Поэтому отсутствие элементарных представлений о домоводстве ещё вчера сильно возмущало Яританну, с неприязнью рассматривающую неровно выкошенную траву, прокисшее снизу сено, разбитый хлипенький плетень и каких‑то рахитично — облезлых кур, которых они даже воровать на ужин побрезговали. Сама девушка большой любви к ведению домашнего хозяйства тоже не питала, но природная бережливость позволяла по крайней мере поддерживать в хорошем состоянии уже имеющееся.

Возможно, именно благодаря это черте характера Танки они себе могли позволить такую роскошь, как завтрак. Вчерашняя грифонятина, приобрёдшая странный синеватый оттенок, без гарнира, хлеба и воды больше напоминала древесную кору с привкусом костра, по которой когда‑то поелозили отбивной. Из припасов Алеандр в своей безразмерной сумке смогла обнаружить только несколько хлебных крошек, почти микроскопичкский узелок жареных арбузных семечек и щепоть соли, которая впрочем вполне могла оказаться ядовитой. Вместо этого нашлись четыре пуговицы, очень красивая заколка для волос с отломаным лепестном, тот самый лепесток, замотанный в зелёные шерстяные нитки, два чистых блокнота, одна мелко исписанная записная книжка, маленькое зеркальце, нитка бус, оловянное колечко и чудесная пряжка от ботинок. Огорчённая собственной пародоксальной хозяйственностью, Валент с остервенением вгрызалась в мясо, вымещая досаду на своих же челюстях, которые уже начинали неметь от усилий.

145