Пешки (СИ) - Страница 56

— Не факт, — хмуро пробурчал в ответ Ивджен, даже не отвлекаясь от последнего расчёта, поскольку предусмотрительный автор умудрился вплести в заклятье несколько блокирующих чар и любой просчёт грозил высококлассным мгновенным разрывом жертв.

Адрий и сам прекрасно понимал, что такие чары мог наложить любой достаточно сильный чародей и, хотя Мастеров такого уровня насчитывалось не так много, выбор их палача был достаточно широк. Просто, представить на месте жестокого изверга небезызвестного Медведя было проще и приятнее, чем очередную талантливую ищейку Совета. Ни разу не видев загадочного секретаря, даже не слышав его голоса, любой в стане мятежников чувствовал мрачное давление этой фигуры. Медведь, Улыбчивая Тварь, Упырь, Выродок (даже Коши) — как только ни называли его в ставках, желая отыграться за страх и постоянное угнетение. Впрочем, лишний раз поминать Медведя как‑то не любили.

— И сколько у нас времени? — Адрий тяжело опустился по другую сторону намеченной жертвы; голос его был переполнен отчаяньем и вековой усталостью.

— С полчаса наберётся, — крякнул Ивджен, словно получал от всей ситуации какое‑то извращённое удовольствие.

Чародеи, отличающиеся менее утончённым чувством прекрасного и более щепетильным отношением к потере жизненно важных органов (а в том, что эта потеря будет постепенной и крайне жестокой, сомневаться не приходилось), погрузились в на редкость мучительное безмолвие. Ощущение стремительно приближающейся кончины подействовало на всех: Ивджен заканчивал начертание чар, Адрий принялся, как молитву, перечитывать все защитные заклятья, Сигурд обречённо стал отсчитывать свои последние тысяча восемьсот мгновений, даже истово трепыхающийся в путах Ихвор притих, лелея слабую надежду прихватить с собой на тот свет ещё троих.

Время шло, молчание затягивалось…

Хруст сухой ветки раздался громом среди ясного неба, заставив всех чародеев невольно вздрогнуть. Громовержец, впрочем, ожиданий приговорённых не оправдал, оказавшись лохматой девицей, кубарем слетевшей с небольшого пригорка и чудом избежавшей столкновения с сосной. Чудо в листьях и иглице пыталось выпутать прилипший к смолистому стволу кончик косы, одной рукой при этом поддерживая упрямо сползающие штаны.

— Ой, как неудобно получилось… — смущённо начала девушка, наконец‑то обратив внимание на её невольных зрителей. По мере узнавания действующих лиц челюсть её медленно опускалась, а глаза приобретали круглую форму и совершенно ошарашенное выражение.

Сигурд, оправившийся от потрясения первым, подмигнул Ихвору и довольно осклабился:

— Живём, дружище…

* * *

«Я знаю точно наперёд,

Сегодня кто‑нибудь умрёт.

Я знаю, где. Я знаю, как.

Я не оракул, я — маньяк», — Чаронит повторяла про себя любимую поговорку соседки по комнате, упрямо пытаясь продраться сквозь кусты. Ташина подобным образом предпочитала выражать готовность к кровопролитным баталиям на учебном поприще. Яританна же, не будучи, в отличие от воинственной приятельницы, подмастерьем — оракулом, употребляла четверостишье исключительно при повышении общей кровожадности. К слову, присутствие сейчас рядом Таши было для духовника крайне желательным. Высокая, худенькая блондинка с честными голубыми глазами невинного младенца и обаятельной улыбкой в пол — лица в свободное от предсказаний время занимала себя тем, что оттачивала умение махать ногами, ломать кости и отбивать внутренности, мотивируя это фразой «оракул‑то всегда знает, что его ожидает». Лучше Таши в этот момент могло быть только общество её жениха, младшего Мастера — Оракула, предпочитающего простому рукопашному бою полноценный курс боевых чар. Вместе неразлучная парочка слегка сумасшедших оракулов являла собой зрелище умилительное, впечатляющее и порядком обескураживающее, особенно когда после предсказания всплеска тёмных чар очертя голову неслась на ближайшее кладбище смотреть упырей.

Увы и ах, но Ратура и Ташины рядом не было, зато были тяжёлые сумки, висящие на спине и груди, предательская слабость во всём организме и частый захламлённый подлесок. Безусловно, оставить поклажу в придорожных кустах было бы разумнее, но что‑то подсказывало Яританне, что брошенные сумки этим летом могут расцениваться, как плохая примета. А потому девушка со всем свойственным ей упорством волокла на себе сразу все пожитки, руководствуясь исключительно наитием и следами Алеандровых ботинок. Выросшая в благоприятной обстановке и не знавшая особых конфликтов с однокашниками, травница редко заморачивалась аккуратностью, безопасностью и скрытностью своих передвижений.

«Нет, ну это просто уму непостижимо! — гневно орала в собственных мыслях Яританна, поскольку сорванный голос и приличное воспитание не позволяли озвучивать все накопившиеся измышления. — Зачем, скажите на милость, продираться через кусты, коряги и завалы, чтобы потом безумным зайцем метаться по открытому участку в поисках подходящих кустов!?! Ай — яй — яй, нашу царственную попу изволят увидеть случайные белки!! Главное, геморрой за полцены она лечит всем желающим, а сама стянуть штаны стыдно — стыдно!!! Не удивлюсь, если она всё ещё где‑то закуток ищет. Партизанка, упырь твою не пырь! Вместо того чтобы по кустам каждый час бегать, лучше бы мочевой тренировала или пила меньше!! Нет, я её убью, я её точно убью! И…и…»

После любимого стишка про маньяка в памяти всплывали только профессиональные ругательства и названия древних метательных топоров северных варваров. Названия были в основном матерные, поскольку и бросались и принимались эти железные образины отнюдь не с воззваниями к одноглазому языческому богу. Но что ещё можно ожидать от варваров, если даже опытные церемониймейстеры при Императорском дворце краснели и заикались, выкрикивая прозвища их князей. Самым невинным было: Удолбок.