Пешки (СИ) - Страница 125

125

— Всё‑то Вы, Араон Артэмьевич с размахом делаете, — с улыбкой духовник помогла ему сесть и расстегнула верхние пуговицы рубашки. — Я же подразумевала под дичью зайку старенького, белочку или грибков каких, на худой конец, а Вы целое стадо кабанов нам привели. Что скажешь щедро…

Араон нашёл в себе силы почти благодушно улыбнуться. Едкие высказывания Чаронит сейчас не так сильно задевали, особенно учитывая его последнее воспоминание в виде самодвижущейся земляной стены, ощетинившейся корнями и сучьями. Немного грела душу мысль, что вал двигался всё‑таки для его защиты, а такая щедрость от духовника была внове. Молодой человек даже слегка отстранённо подумал, что тётка успела наложить на него хитроумное проклятье и злой рок теперь до конца жизни будет возвращать его к этой парочке, суля беды и несчастья. Н — да, его в наказание за детские проступки одарили двумя персональными демонами. Идея была заманчивой, но её пришлось отвергнуть.

— Ты хоть что‑нибудь нашёл, везучий наш? — почти ласково поинтересовалась Яританна.

— Нашёл. Цвыгов целый табор.

— И как ты нам их есть прикажешь? — в совершенно не свойственной себе манере поинтересовалась Алеандр, которая, не получив даже вчерашнего бутерброда, ощущала себя самой голодной из присутствующих.

— Главное — хорошая термическая обработка! У этих нерях количество глистов соперничает только с количеством вшей. Так что только прожарка только пятой степени, лучше запечь, а ещё лучше сварить!

— Да тьфу на вас! — не выдержал Арн. — Сходите, что‑нибудь поменяете, выпросите в конце концов!

* * *

— Руки убери! Ещё заразишься! Сходи, вон к луже помой! — орала мерзким надрывным голосом старая цвыга, хотя у цвыгов женщины после двадцати — двадцати пяти все выглядели старыми, словно зависая в одном совершенно неопределённом возрасте, пока волосы не меняли цвет пеплом.

Зато юные цвыги были обворожительны! Начиная наливаться соком уже в первом десятке, к пятнадцати годам совсем юные прелестницы уже могли дать форы зрелым красоткам. Невысокие и складные, как фарфоровые куколки, крутобёдрые, большегрудые с узкими покатыми плечами и такой изящной хрупкой талией, что, казалось, её может переломить даже ребёнок, юные цвыги смотрели на мир широко распахнутыми глазами. И в их чёрных влажных взглядах полыхали отблески демонического пламени. Весёлые и шумные в красочных нарядах неслись они сквозь, толпу соблазнительно хохоча и пританцовывая, чтобы связками утаскивать сердца встречных мужчин. Яркие весёлые, очаровательные лани, о, как же они умели увлечь и вскружить голову своими далеко не невинными песнями и гематитовыми буйными кудрями. Вот только пролетал ещё десяток лет и пышный экзотический цветок увядал. Нежнейшая бронзовая кожа теряла яркий пьянящий румянец, жухла и обвисала пергаментными свидетельствами любви к табаку и весёлым винам. Крутые бёдра, что так манили взгляд, от постоянных беременностей и родов обтекали салом, как бока у залежалой груши. Плыла вслед за ними и тонкая талия, надёжно укрываясь за животом и обвислыми полупустыми грудями. Уж не соблазнительно болтались на острых ключицах пёстрые аляповатые тряпки, и блеск чёрных глаз переставал манить. Лишь только копна густых и жёстких, как конский волос, кудрей надёжно занавешивала покрытую рубцами от постоянных побоев спину. Быстро вяли чарующие цвыги, чтобы плодить своих дочерей — мотыльков, таких же ярких и бездумных.

Вот и эта моложавая старуха, что оттаскивала тощего немытого пацанёнка с резкими криками на своём гортанном языке, вызвала у Яританны что‑то среднее между жалостью и пренебрежением. Возможно, если бы духовник понимала значение её криков, отношение к тётке стало бы менее ло яльным, только пока в молодой ратишанке пересиливало пренебрежение. Утончённой и изысканной девичьей душе всё здесь было противно. Вызолоченная до грязно — бурого цвета детвора с явными признаками рахита, что норовила вцепиться в подол, канюча монетку, а то и обшаривая карманы. Словно мелкие падальщики, налетали они на человека, вгрызаясь, шалея от собственной безнаказанности, и визгливо вереща, если намеченная жертва резко отшвыривала наглецов, погоняя плетью. Эти зверёныши были точной копией своих родителей. Пронырливые, длинноносые и тонкошеие, цвыги жадно пронизывали взглядом, будто выворачивали карманы или потрошили труп. В их обществе становилось неуютно и постоянно хотелось обернуться, чтобы заметить сверкающий меж лопаток нож.

Кони, тощие и злые, как мелкие демоны. Мужчины в широкополых шляпах с яркими перьями, гогочущие меж собой на старом забытом в приличном обществе наречии. Полуголая пищащая ребятня. Старухи с мутными глазами, мнящие из себя оракулов. Молодки с хохотом тискающие за кибиткой какого‑то почётного отца семейства, спуская вместе со штанами всю мошну и златотканый пояс. Песни. Гогот. Крики. Свист. Танка хотела зажать руками уши и броситься прочь, чтоб в каком‑нибудь укромном уголке, можно даже на кладбище, методично очищать себя от прилипающей скверны.

Девушка брела меж кибиток и развороченных шатров, как сомнамбула, остро жалея, что Араон остался на поляне, не желая лишний раз тревожить никак не заживающие раны. Может, сейчас молодой человек тоже флиртовал бы с молоденькими цвыгами, которым отсутствие гигиены прощалось за смазливую мордочку, а может и поддержал бы её. Как Яританна успела заметить, во многих вопросах их взгляды парадоксально совпадали. Наверняка, он тоже не пришёл бы в восторг от прогулки по их табору и созерцания грязной детворы сосредоточенно оттирающей руки в луже с помоями.

125