Пешки (СИ) - Страница 117

117

Ох, как же он ревел…

Алеандр до сих пор пробирал озноб от одного воспоминания этого рыка, страшного, удушающего запаха прелой шерсти и странного похрустывания под ногами, казавшегося перепуганной девушке человеческими костями. Самым же отвратительным во всей ситуации было то, что зверь никак не отреагировал на потревожившего его покой духовника, накинувшись сначала на них, а после меткого пинка не растерявшегося чародея, переключившего своё внимание на группку вопящих туристов, мимо чьего лагеря они недавно проходили. Бледная немочь же мирно и невесомо шествовала меж стволов деревьев, меж привычного хлама неухоженного леса, меж вопящих перепуганных людей, отшвыривающихся от нежданного визитёра закупленными про запас заклятьями, меж поднятого шумом семейства диких кабанов. Поднятый безумный ор оглушал. А она всё шла и шла, шла и шла…

А вот теперь встала возле их с Арном лежанки и стоит, как памятник вдовам Великого Переворота!

Раздражённо зашипев, Алеандр с трудом вытащила из кустов своё потрёпанное тело и с самыми плотоядными намереньями примерялась к лежащей рядом кастрюле, как найпервейшему средству выведения из транса, путём резкого опускания на дурную блондинистую голову.

От смертоубийства её отвлёк звук падения. Обернувшись, девушка увидела не менее потрёпанного компаньона в распластанном виде, спешно шарившего по краю защитного контура. Выражения его лица она различить не могла, но серьёзно подозревала, что он хмурился.

— Что ещё и защита порушена? — угрюмо прохрипела травница, готовая в любой момент повторить коронный рык медведя.

— Перестроена, — голос молодого человека практически не пострадал во время марш броска по лесу, но особого восторга от изменения чар всё же не выдавал.

— Кем?

— Лесным дедом.

— А…

— Бэ! — не сдержавшись, рыкнул чародей, дуя на прихваченный чужим заклятьем палец. — Считай, что повезло. Его на захват и паралич пересекающего настроили, но что‑то сбой дало.

— Мгу, повезло… — девушка подозрительно повернулась к их блуждающей предсказательнице, желая высказать всё, что накипело за весь пробег.

Только было поздно. Бледное создание уже безвольно опустилась на подстилку и, сложив под голову обе руки, бессовестно сопело в две дырки, не подавая признаков пробуждения. Вся поза устроившейся на примятых ветках девицы говорила об умиротворении и неге. Тенегляд тяжело вздохнула и перевернулась на другой бок, что‑то говоря себе под нос.

— Тихо, — Араон остановил за руку обозлённую травницу, что от одного звука этого голоса вернулась к своим планам относительно кастрюли и подруги. — Может, хоть предсказание услышим…

Двое согнулись над мирно лежащей фигурой и с жадностью пытались уловить хоть одно понятное слово. Неожиданно девушка выпростала вперёд пальчик, уткнув его в лоб чародея и загробным голосом промолвила:

— Банан велик, но кожура больше!

После чего свернулась калачиком и окончательно отключилась.

День шестой

Утро прекраснейшая пора, когда всё живое стряхивает с себя липкие обрывки изматывающей ночи, словно змея, избавляющаяся от старой кожи. Несмело поднимают яркие головки скромные лесные краски, что и цветами‑то, в сравнении с экзотичными садовыми красавицами, назвать неловко. Сонно встряхиваются ото сна мелкие птахи, чей черёд после гордых ночных стражей рассекать крыльями небесную лазурь. Важно встряхивая острыми мордами, вышагивают на самом краю горизонта золотистые в утреннем свете венценосные олени, чтобы высокомерно топтать изящными копытами траву, с презрением взирая на косоглазых зайцев, и столь же благородно пойти на корм первым попавшимся волкам. Сами волки вернулись в лоно семьи под тёплый бок своих волчиц к пищащим вечно голодным щенкам ради нескольких минут благодатного семейного счастья перед новым отбытием на поиски пугливых зайцев и недалёких оленей. Поутру лес просыпался, будя всех своих обитателей, что пернатых, что мохнатых, что злых, не выспавшихся и чародееобразных. Последние просыпаться не желали, с прискорбием обнаружив, что земля, даже засланная битой — перебитой простынею, даже обложенная ворованной одеждой, не настолько удобна и комфортна, как сооружённый из веток лежак. Отбить оный у духовника не представлялось возможным: сдвиганию или переносу девушка не поддавалась, а на большее сил не было.

Сама Яританна просыпалась на удивление тяжело. Хоть ввиду профессии и должна была перейти в распорядок жизни заядлых сов, она до последнего была верна собственному режиму жаворонков, предпочитая вставать, если не рано, то, во всяком случае, в районе утра. Поэтому во время практических занятий относилась ни к совам, ни к жаворонком, а к злобным недоспавшим стервятникам. Также нахохливалась и засыпала возле любой ровной поверхности, будь то парта, стена или разделочный стол в Замковом морге. Поистине легендарным стал экзамен по Общей теории научного чародейства, когда многообещающая ученица выпускного класса на окрик собирающего листы с выполненным заданием зычно всхрапнула. Чаронит тогда прилично оконфузилась, но засыпать при нервном напряжении или перерасходе резерва не перестала, в шутку считая своей стихией не землю, а дрему. В прочем, способность быстро и качественно засыпать не мешала её пробуждению. Вставала девушка быстро, не тратя драгоценное время на потягивания и лобызание подушки. Привычный к таким стрессам организм долго не сопротивлялся, практически сразу же включая режим бодрости или хотя бы флегматичности. Сейчас же всё происходило иначе. Виски сдавило с такой силой, что, казалось, мозг вот — вот вырвется, через трещину в затылке. Глаза воспалились, как от чрезмерного напряжения, во рту стоял неприятный привкус железа, а всё тело ныло, будто она всю ночь выплясывала джигу в компании трёх умертвий. Девушка с трудом приподняла гудящую голову и огляделась.

117